(интервью для сайта http://www.novch.ru/)
-Расскажите о себе.
-Я родился в Москве. Моя бабушка – знаменитая переводчица Нора Галь, которая перевела на русский язык Сент-Экзюпери, многих других известных писателей, потому вокруг меня литература была всегда.
Протекционизма мне не перепало: я все делал сам. Окончил педагогический университет, защитил кандидатскую по теории и истории русского стихосложения двадцатого века. С конца восьмидесятых годов, с моих юношеских лет, занимаюсь организацией поэтического процесса: собиранием альманахов, организацией живых серий, фестивалей, литературных интернет-проектов, из которых наиболее известен сайт «Вавилон.ру» - собрание современной русской поэзии.
Пишу стихи, перевожу с английского, французского, украинского.
-Вы – один из кураторов и организаторов Межрегионального фестиваля поэзии в Чебоксарах. Чем такие фестивали для вас интересны?
-Я занимаюсь изданием современной русской поэзии. Волею обстоятельств много езжу по поэтическим фестивалям, которые довольно активно проводятся в различных российских регионах. В том числе – и в Чебоксарах.
Поэтические фестивали бывали и раньше, но у новой волны есть ряд особенностей.
Во-первых, это совершенно независимые инициативы.
Иногда городские или региональные структуры могут их поддерживать, как в данном случае, но, в принципе, фестиваль проводится по инициативе снизу, которая исходит от самих поэтов, а не от каких-либо организаций.
Во-вторых, очень силен элемент межпоколенческого диалога.
Фестивали организовывают молодые люди. Они приглашают, конечно, и старших авторов. Но – видите, какая штука! - очень важно, что они сами их выбирают.
Это вопрос литературной эволюции. Некоторые ошибочно думают, что в культуре эволюция происходит по схеме «старший назначает себе младшего». Но в современной поэзии происходит ровно противоположное: младшие выбирают себе предшественников. И те, кого они выбрали, остаются в литературе, а те, кого не выбрали, списываются в архив.
Основная модель именно такая.
И очень хорошо, что молодые организаторы сами решают, кто из старших авторов действительно представляет интерес для будущего.
У новой фестивальной волны есть особенности, которые делают эти акции более перспективными.
Пример наиболее успешных фестивалей – например, нижегородского – показывает: за два-три года их существования в регионе начинает подтягиваться новое поэтическое поколение. Появляются новые имена. Новички пишут не всегда ровно, все-таки им – только около двадцати. Но причинно-следственная связь между фестивалями и появлением новых имен очень заметна.
В литературу приходят новые люди, которые острее чувствуют, что сегодня вокруг них происходит. Это помогает им поэтически самоопределиться, понять, что они сами могут к этому добавить.
Фестивали - очень хорошая инициатива, в целом.
Чебоксарский фестиваль, мне кажется, довольно удачный: он разный и по направлениям, и по поколениям.
Понятно, что в содержательном, эстетическом плане творчество его участников, от Гандлевского и Айзенберга до Натальи Азаровой – это целый спектр от «крайнего востока до крайнего запада», условно говоря.
И очень хорошо, что эти очень разные творческие направления соединены на одном пространстве.
Молодые авторы неплохие – нижегородские, челябинские…
Насколько чебоксарским авторам удастся "вписаться" в их среду сейчас и в дальнейшем, нам предстоит понять. С первой попытки трудно разобраться. Ведь мы сюда едем, мало зная, кто здесь и что пишет. Только приехав сюда, например, я сообразил, что Эдуард Кранк, которого пятнадцать лет назад читал в Москве, он - из Чебоксар. Знал, кто это, но не помнил, из какого города.
Когда не стало Геннадия Николаевича Айги для нас этот регион на литературной карте стал как бы белым пятном. Что здесь происходит? Как?
Теперь нам это предстоит выяснить и включить Чебоксары в общие процессы. Думаю, кто-нибудь из чебоксарцев сможет успешно в них адаптироваться.
Вот сейчас выступил Григорий Галкин, прочел свои стихи. С моей точки зрения, там не все ровно, но есть зерно.
-Критерии поэзии – они как-то меняются?
-Думаю, что да.
Правда, интуитивную оценку никто не отменял. Но, с моей точки зрения, интуиция базируется на опыте. Люди набираются опыта и в какой-то момент понимают: им не надо выстраивать каждый раз всю логическую цепочку, чтобы что-то понять, поскольку в личном опыте - достаточно аналогов.
Я думаю, что в частных аспектах эстетические критерии, конечно, меняются. Есть стихи, которые тридцать - сорок - пятьдесят лет назад могли казаться откровением, а сегодня вызывают удивление.
Но в целом, мне кажется, принципы оценки искусства остаются более или менее неизменными и в новую эпоху.
После поворота от классицизма к романтизму от идеи незыблемой эстетической нормы, которую надо достигнуть, культура отказалась.
Сейчас в искусстве требуется индивидуальность, и она должна обязательно внести в культуру нечто новое, свое. С этим требованием согласны все. Хотя что именно внести, каким способом – тут мнения начинают сильно расходиться.
Концептуализм поставил под большой вопрос эту идею. Но, мне кажется, он ее не подорвал, не отменил. Он, наоборот, заставил нас еще внимательнее всматриваться в творчество каждого художника и искать ответ на вопрос: есть добавление, индивидуальный вклад, или все - симуляция и имитативная практика, то, что Дмитрий Александрович Пригов называл «промыслами».
Генеральный подход не создает универсальной отмычки, лекала, которое можно приставить и четко определить: хорошо или плохо.
Каждый пользуется основным критерием в меру своего понимания, своей компетенции. А кто им не пользуется, тот стоит вне актуального движения культуры и тем самым подписывается под своей принадлежностью к очень давно прошедшей эпохе, когда заранее было известно, каким должно быть произведение искусства.
-Можно определить иерархию лучших поэтов России?
-Я очень боюсь таких пирамидальных структур. Потому что они подразумевают некоторое единство в направлении движения.
То есть, когда мы точно знаем, какого эстетического результата должны добиться, то совершенно понятно: один к нему ближе всего, а кто-то - отстал на полшага.
С моей же точки зрения, сегодня мы имеем облако эстетик, поэтик, творческих методов. Оно - очень размытое. На его границах отдельными творческими личностями совершается прорыв в небывалое и неизведанное. Но в каком именно месте, где, когда, сколько таких прорывов может произойти - невозможно предсказать. Можно только констатировать, что интересные события произошли в той или этой областях, называть имена и фамилии, с которыми они связаны.
Но в единую иерархию имена не получится выстроить, потому что они - очень разные и движутся в разных направлениях.
Моя любимая, хотя и не мной придуманная метафора – дерево.
В былые времена культура развивалась как "ствол". Имелись противоречия в каждый конкретный момент времени, но они были бинарные. А с начала XX века "ствол" начал ветвиться. И получилась очень пышная "крона".
Люди, которые находятся на «разных ветках», часто даже не знают друг о друге. Но если посмотреть снаружи, то видишь: некоторые "ветки" – сухие, некоторые – напротив, дают новые свежие поросли.
А какая из этих "веток" главная и самая основная – никто не скажет.
-Миссия для себя - как бы вы ее сформулировали?
- Много интересных поэтов в России. И переводчики есть.
А вот то, чего, может быть, не хватает современной русской поэзии – организаторов. Не менеджеров в чистом смысле слова, потому что менеджер – человек безразличный, он за деньги может производить что угодно, а организаторов, которые находятся внутри культурного процесса.
-«ОрганизаВторов»?…
-Людей, у которых есть некая культурная миссия.
С этим были большие проблемы последние полтора-два десятка лет. И фестивальное движение - один из признаков того, что постепенно проблема решается. Появляются люди, готовые придумывать и организовывать. Без их поддержки осуществлять проекты невозможно, потому что сфера – некоммерческая. На ней нельзя заработать никаким способом: ни книжками, ни фестивалями, ни журналами. Ничем.
Только миссионеры, у которых есть культуртрегерская идея проекта, могут как-то выкрутиться.
...Культурное хозяйство – многоукладное. Много художественных языков участвует в разговоре культур. Все они друг друга не хуже и не лучше.
Изучая многообразие картины, мы начинаем понимать, что с нами всеми происходит.
Искусство отражает некую предметную и психологическую действительность, то, как мы устроены, чем индивидуально отличны друг от друга.
В поиске искусства, которое сегодня отвечает на эти основные вопросы, мы не можем ограничиться одним течением, одной тенденцией. Мы должны пройтись по разным веточкам огромного дерева, перебрать их, составить из них сложную мозаичную картину.
Вот это, в сущности, моя главная культурная идея. Она - не очень хитрая, прямо скажем, тем не менее с ней не очень просто работать. Потому что нужно многое знать, уметь, обладать способностью вникнуть, вчувствоваться и собрать цельную картину, ничего не пропустив, не прозевав, желательно - не нагнав мусора и балласта.
То есть, в принципе, задача - не такая простая. Соответственно, все мои проекты - сайт «Вавилон», журнал «Воздух», книжные серии и приложения к нему – строятся в рамках попыток реализовать эту задачу. Цель - собрать вместе, под одной крышей, на одной площадке, авторов очень-очень разных, чтобы в целом они определяли контур «кроны».
Поэзия похожа на спорт?
-Думаю, что нет. Во всяком случае, не должна быть похожа.
В спорте основной момент - соревновательный, и там есть идея расстановки по местам: первый, второй, третий.
А четвертый как бы уже не считается. Потому что определяются только призеры..
А в поэзии, как мне кажется, качественный отбор носит другой характер. Есть некая планка, вот кто за нее зацепился и перескочил, тот - поэт. Кто не зацепился, тот - нет. А расставлять по местам тех, кто выше планки, это бессмысленное занятие, способное ввести в заблуждение.
Вот мы как бы знаем: Пушкин - первый поэт. И что нам это знание дает?
В сущности, ничего, кроме сомнительного оправдания того, что мы не читали Вяземского.
А почему, собственно, мы его не читали? А потому, что нам сразу сказали: Пушкин – первый.
…Чем ближе к нашему времени, тем хуже такие штуки работают.
Скажем, по творчеству Пушкина впечатление об его эпохе мы еще можем составить, пусть и приблизительное. То есть, если Пушкина прочли, а Катенина - нет, то все равно, хоть и однобоко, но будем понимать пушкинскую эпоху.
Но взять Серебряный век – там уже другая ситуация.
Взять «большую четверку» двадцатых годов – Пастернак, Ахматова, Цветаева, Мандельштам. Великие поэты, спору нет. Но если при этом, условно говоря, Ходасевича пропустили, ничего не поймем о том, что происходило, у нас будет искаженное восприятие.
Имена можно поставить другие, но принцип - такой.
Потому соревновательный эффект в культуре действует очень плохо и во вред, я так думаю.
-Существует ли связь между активизацией в отдельных регионах поэтической активности и так называемыми «пассионарными толчками»?
-Не знаю. Боюсь таких обобщений.
Хотя в истории так, действительно, бывало.
Наверное, неспроста в Косово Ибрагим Ругова был, прежде всего, известен как крупный национальный автор, а уже потом - как вождь местной революции. Или Караджич, который известен как «военный преступник», он, тем не менее – прежде всего - большой сербский поэт.
То есть, такое случается. Но сказать, что это - закономерность, я боюсь, потому что и поэты, и поэзия бывают разные.
Устремления вовне, выход в социум, попытка распространить свою работу на сколь угодно широкие процессы социальной культуры, экспансивная манера действия и творчества - она же не всем свойственна.
И, видите, в этом смысле фигура Айги характерна: поэта иногда пытаются поднимать на знамя, но его творчество очень тому сопротивляется. Оно требует самоуглубленности и заведомо обращается к читателям штучно и поименно.
В смысле адресации оно не может быть обращено к массам, народу.
Это очень частный разворот темы, которая затрагивается. Но в нем видна общая закономерность: такого рода генерализации в современном мире не действуют, и действовать не будут.
Они могут действовать локально в отдельных случаях, когда какая-то культурная зона находится на ранней стадии развития и существования.
Балканская ситуация - она же очень архаичная по своему устройству. Поэзия там становится национальным символом, а поэты - национальными вождями, поскольку люди мыслят простыми категориями. Говорят – я, разумеется, сильно вульгаризирую – «наш язык – это наше все!»
Если на тысячу километров переместиться к северу или западу, там, пожалуй, скажут: «Да какая региональная самостийность?! Проехали давно! Давайте подумаем, как отменить государственные границы».
Поскольку меня волнуют вот эти процессы – сегодняшние или, может быть, завтрашние, но не вчерашние, то мне это и видится по другому. И история про связь поэзии с пассионарностью - не очень близка.
-Правда ли, что эволюция в поэзии предшествует развитию других видов искусства, философии, науки?
-Я не думаю, что такое обобщение правомерно.
Есть идея о том, что перевороты в поэзии предшествуют переворотам в прозе. Но насколько она соответствует правде?..
Насчет взаимодействия поэзии с изобразительным искусством – тоже спорно: если проанализировать историю девятнадцатого века, то это еще большой вопрос, кто кому предшествовал: Маларме – Сезанну, или наоборот.
В России резкие сдвиги, связанные с футуризмом и авангардом, шли бок о бок. Потому что одни и те же люди их осуществляли, по существу.
А сейчас взаимосвязь работает по-другому, потому что виды искусства далеко друг от друга разошлись.
Отрасли культуры меньше друг с другом взаимодействуют, чем сто лет назад, и попытки это взаимодействие вернуть какими-то «перекличками», сблизить разные виды искусств, или же искусство и науку, искусство и образование, они даются с большим трудом.
Если такие попытки окажутся успешными, то вопрос, откуда исходит при этом инициатива - будет не так важен.
Тема отношения поэзии и визуального искусства много дискутируется в Москве.
У меня в журнале был большой дискуссионный блок об этом.
Мнения очень расходятся.
Кто-то считает, визуальное искусство за тридцать- сорок лет ушло далеко вперед, и словесному искусству надо догонять.
Но есть много голосов о том, что ушло оно совсем не туда, куда стоило бы, а в сферу, где все большую роль играют внетекстовые факторы. В сферу, где важно не само произведение, а то, что происходит вокруг него: репутации, рефлексии по поводу произведения. Чем дальше, тем эта тенденция усиливается в изобразительном искусстве. Или шире – в искусстве визуальном, потому что иногда оно ничего не изображает. А как раз литературе и поэзии не стоило бы за этим идти.
Словесное искусство может на вираже обойти искусство, апеллирующее к визуальности, в том числе – кино, театр. Именно за счет того, что оно не затронуто деструктивными процессами.
-Как меняется творческий имидж Чувашии?
-Понимаете, какая штука. В Москве - очень сильная аберрация восприятия. Может быть, не все, но многие из нас воспринимают Чувашию, чувашскую культуру, чувашский народ, Чебоксары через призму Айги.
Понятно, что так нельзя, экстраполяция - неправильная.
Национальные корни Айги - очень глубоки и прочны, но он - один такой, он - сам по себе.
А в том, как скорректировать это ощущение, еще предстоит разобраться. В том числе - и посредством знакомства с чебоксарскими авторами. Вот, например, то, что Алеша Прокопьев – родом из Чувашии, я до тех пор, пока он не позвал меня на чебоксарский фестиваль, не улавливал. Волжские мотивы в его поэзии есть, и я их помню. Но что конкретно его родина – Чувашия, не было в сознании.
Думаю, полновесный образ региональной поэтической культуры в общенациональном российском сознании еще не сформирован. Это задача сегодняшнего, завтрашнего, послезавтрашнего дня.
-Какие мотивации сегодня могут быть у поэтов. Слава, деньги, престиж?
-Есть сайт "Стихи.ру", где демонстрируют свое творчество сто тысяч безымянных поэтов - сочинителей"; есть молодежная премия «Дебют», к организаторам которой каждый год присылают десятки тысяч писем.
У их авторов - свои побудительные мотивы, которые к литературе не имеют никакого отношения, прямо скажем. И вполне возможно, что они хотят произвести впечатление на любимого человека или старушку-учительницу.
Но вот что заставляет людей заниматься стихами всерьез, посвятить этому жизнь, выбирать поэзию как основной способ самореализации?
Это вопрос более серьезный.
Таких людей - не так много. Не единицы, но и не тысячи. Несколько сотен, если взять тех, кто серьезно это делает, и как следует.
Мне сложно сказать, что их мотивирует. Люди – разные, потому и тексты - разные. Соответственно, и психологические, идеологические мотивировки тоже различаются.
Если у поэта основная точка приложения интересов - язык, семантика, реформация и реконструкция синтаксического строя, поиск смыслов в звуке – у него одни побудительные мотивы этим заниматься.
У поэта, для которого главная задача – отражение других психологических и эмоциональных движений, мотивировки совсем другие.
Мне кажется, разветвленность сегодняшней культурной ситуации снимает вопрос об универсальных мотивациях.
Хорошо это или плохо, каждый скажет для себя сам.
вопросы задавал Г. Янилкин
-Расскажите о себе.
-Я родился в Москве. Моя бабушка – знаменитая переводчица Нора Галь, которая перевела на русский язык Сент-Экзюпери, многих других известных писателей, потому вокруг меня литература была всегда.
Протекционизма мне не перепало: я все делал сам. Окончил педагогический университет, защитил кандидатскую по теории и истории русского стихосложения двадцатого века. С конца восьмидесятых годов, с моих юношеских лет, занимаюсь организацией поэтического процесса: собиранием альманахов, организацией живых серий, фестивалей, литературных интернет-проектов, из которых наиболее известен сайт «Вавилон.ру» - собрание современной русской поэзии.
Пишу стихи, перевожу с английского, французского, украинского.
-Вы – один из кураторов и организаторов Межрегионального фестиваля поэзии в Чебоксарах. Чем такие фестивали для вас интересны?
-Я занимаюсь изданием современной русской поэзии. Волею обстоятельств много езжу по поэтическим фестивалям, которые довольно активно проводятся в различных российских регионах. В том числе – и в Чебоксарах.
Поэтические фестивали бывали и раньше, но у новой волны есть ряд особенностей.
Во-первых, это совершенно независимые инициативы.
Иногда городские или региональные структуры могут их поддерживать, как в данном случае, но, в принципе, фестиваль проводится по инициативе снизу, которая исходит от самих поэтов, а не от каких-либо организаций.
Во-вторых, очень силен элемент межпоколенческого диалога.
Фестивали организовывают молодые люди. Они приглашают, конечно, и старших авторов. Но – видите, какая штука! - очень важно, что они сами их выбирают.
Это вопрос литературной эволюции. Некоторые ошибочно думают, что в культуре эволюция происходит по схеме «старший назначает себе младшего». Но в современной поэзии происходит ровно противоположное: младшие выбирают себе предшественников. И те, кого они выбрали, остаются в литературе, а те, кого не выбрали, списываются в архив.
Основная модель именно такая.
И очень хорошо, что молодые организаторы сами решают, кто из старших авторов действительно представляет интерес для будущего.
У новой фестивальной волны есть особенности, которые делают эти акции более перспективными.
Пример наиболее успешных фестивалей – например, нижегородского – показывает: за два-три года их существования в регионе начинает подтягиваться новое поэтическое поколение. Появляются новые имена. Новички пишут не всегда ровно, все-таки им – только около двадцати. Но причинно-следственная связь между фестивалями и появлением новых имен очень заметна.
В литературу приходят новые люди, которые острее чувствуют, что сегодня вокруг них происходит. Это помогает им поэтически самоопределиться, понять, что они сами могут к этому добавить.
Фестивали - очень хорошая инициатива, в целом.
Чебоксарский фестиваль, мне кажется, довольно удачный: он разный и по направлениям, и по поколениям.
Понятно, что в содержательном, эстетическом плане творчество его участников, от Гандлевского и Айзенберга до Натальи Азаровой – это целый спектр от «крайнего востока до крайнего запада», условно говоря.
И очень хорошо, что эти очень разные творческие направления соединены на одном пространстве.
Молодые авторы неплохие – нижегородские, челябинские…
Насколько чебоксарским авторам удастся "вписаться" в их среду сейчас и в дальнейшем, нам предстоит понять. С первой попытки трудно разобраться. Ведь мы сюда едем, мало зная, кто здесь и что пишет. Только приехав сюда, например, я сообразил, что Эдуард Кранк, которого пятнадцать лет назад читал в Москве, он - из Чебоксар. Знал, кто это, но не помнил, из какого города.
Когда не стало Геннадия Николаевича Айги для нас этот регион на литературной карте стал как бы белым пятном. Что здесь происходит? Как?
Теперь нам это предстоит выяснить и включить Чебоксары в общие процессы. Думаю, кто-нибудь из чебоксарцев сможет успешно в них адаптироваться.
Вот сейчас выступил Григорий Галкин, прочел свои стихи. С моей точки зрения, там не все ровно, но есть зерно.
-Критерии поэзии – они как-то меняются?
-Думаю, что да.
Правда, интуитивную оценку никто не отменял. Но, с моей точки зрения, интуиция базируется на опыте. Люди набираются опыта и в какой-то момент понимают: им не надо выстраивать каждый раз всю логическую цепочку, чтобы что-то понять, поскольку в личном опыте - достаточно аналогов.
Я думаю, что в частных аспектах эстетические критерии, конечно, меняются. Есть стихи, которые тридцать - сорок - пятьдесят лет назад могли казаться откровением, а сегодня вызывают удивление.
Но в целом, мне кажется, принципы оценки искусства остаются более или менее неизменными и в новую эпоху.
После поворота от классицизма к романтизму от идеи незыблемой эстетической нормы, которую надо достигнуть, культура отказалась.
Сейчас в искусстве требуется индивидуальность, и она должна обязательно внести в культуру нечто новое, свое. С этим требованием согласны все. Хотя что именно внести, каким способом – тут мнения начинают сильно расходиться.
Концептуализм поставил под большой вопрос эту идею. Но, мне кажется, он ее не подорвал, не отменил. Он, наоборот, заставил нас еще внимательнее всматриваться в творчество каждого художника и искать ответ на вопрос: есть добавление, индивидуальный вклад, или все - симуляция и имитативная практика, то, что Дмитрий Александрович Пригов называл «промыслами».
Генеральный подход не создает универсальной отмычки, лекала, которое можно приставить и четко определить: хорошо или плохо.
Каждый пользуется основным критерием в меру своего понимания, своей компетенции. А кто им не пользуется, тот стоит вне актуального движения культуры и тем самым подписывается под своей принадлежностью к очень давно прошедшей эпохе, когда заранее было известно, каким должно быть произведение искусства.
-Можно определить иерархию лучших поэтов России?
-Я очень боюсь таких пирамидальных структур. Потому что они подразумевают некоторое единство в направлении движения.
То есть, когда мы точно знаем, какого эстетического результата должны добиться, то совершенно понятно: один к нему ближе всего, а кто-то - отстал на полшага.
С моей же точки зрения, сегодня мы имеем облако эстетик, поэтик, творческих методов. Оно - очень размытое. На его границах отдельными творческими личностями совершается прорыв в небывалое и неизведанное. Но в каком именно месте, где, когда, сколько таких прорывов может произойти - невозможно предсказать. Можно только констатировать, что интересные события произошли в той или этой областях, называть имена и фамилии, с которыми они связаны.
Но в единую иерархию имена не получится выстроить, потому что они - очень разные и движутся в разных направлениях.
Моя любимая, хотя и не мной придуманная метафора – дерево.
В былые времена культура развивалась как "ствол". Имелись противоречия в каждый конкретный момент времени, но они были бинарные. А с начала XX века "ствол" начал ветвиться. И получилась очень пышная "крона".
Люди, которые находятся на «разных ветках», часто даже не знают друг о друге. Но если посмотреть снаружи, то видишь: некоторые "ветки" – сухие, некоторые – напротив, дают новые свежие поросли.
А какая из этих "веток" главная и самая основная – никто не скажет.
-Миссия для себя - как бы вы ее сформулировали?
- Много интересных поэтов в России. И переводчики есть.
А вот то, чего, может быть, не хватает современной русской поэзии – организаторов. Не менеджеров в чистом смысле слова, потому что менеджер – человек безразличный, он за деньги может производить что угодно, а организаторов, которые находятся внутри культурного процесса.
-«ОрганизаВторов»?…
-Людей, у которых есть некая культурная миссия.
С этим были большие проблемы последние полтора-два десятка лет. И фестивальное движение - один из признаков того, что постепенно проблема решается. Появляются люди, готовые придумывать и организовывать. Без их поддержки осуществлять проекты невозможно, потому что сфера – некоммерческая. На ней нельзя заработать никаким способом: ни книжками, ни фестивалями, ни журналами. Ничем.
Только миссионеры, у которых есть культуртрегерская идея проекта, могут как-то выкрутиться.
...Культурное хозяйство – многоукладное. Много художественных языков участвует в разговоре культур. Все они друг друга не хуже и не лучше.
Изучая многообразие картины, мы начинаем понимать, что с нами всеми происходит.
Искусство отражает некую предметную и психологическую действительность, то, как мы устроены, чем индивидуально отличны друг от друга.
В поиске искусства, которое сегодня отвечает на эти основные вопросы, мы не можем ограничиться одним течением, одной тенденцией. Мы должны пройтись по разным веточкам огромного дерева, перебрать их, составить из них сложную мозаичную картину.
Вот это, в сущности, моя главная культурная идея. Она - не очень хитрая, прямо скажем, тем не менее с ней не очень просто работать. Потому что нужно многое знать, уметь, обладать способностью вникнуть, вчувствоваться и собрать цельную картину, ничего не пропустив, не прозевав, желательно - не нагнав мусора и балласта.
То есть, в принципе, задача - не такая простая. Соответственно, все мои проекты - сайт «Вавилон», журнал «Воздух», книжные серии и приложения к нему – строятся в рамках попыток реализовать эту задачу. Цель - собрать вместе, под одной крышей, на одной площадке, авторов очень-очень разных, чтобы в целом они определяли контур «кроны».
Поэзия похожа на спорт?
-Думаю, что нет. Во всяком случае, не должна быть похожа.
В спорте основной момент - соревновательный, и там есть идея расстановки по местам: первый, второй, третий.
А четвертый как бы уже не считается. Потому что определяются только призеры..
А в поэзии, как мне кажется, качественный отбор носит другой характер. Есть некая планка, вот кто за нее зацепился и перескочил, тот - поэт. Кто не зацепился, тот - нет. А расставлять по местам тех, кто выше планки, это бессмысленное занятие, способное ввести в заблуждение.
Вот мы как бы знаем: Пушкин - первый поэт. И что нам это знание дает?
В сущности, ничего, кроме сомнительного оправдания того, что мы не читали Вяземского.
А почему, собственно, мы его не читали? А потому, что нам сразу сказали: Пушкин – первый.
…Чем ближе к нашему времени, тем хуже такие штуки работают.
Скажем, по творчеству Пушкина впечатление об его эпохе мы еще можем составить, пусть и приблизительное. То есть, если Пушкина прочли, а Катенина - нет, то все равно, хоть и однобоко, но будем понимать пушкинскую эпоху.
Но взять Серебряный век – там уже другая ситуация.
Взять «большую четверку» двадцатых годов – Пастернак, Ахматова, Цветаева, Мандельштам. Великие поэты, спору нет. Но если при этом, условно говоря, Ходасевича пропустили, ничего не поймем о том, что происходило, у нас будет искаженное восприятие.
Имена можно поставить другие, но принцип - такой.
Потому соревновательный эффект в культуре действует очень плохо и во вред, я так думаю.
-Существует ли связь между активизацией в отдельных регионах поэтической активности и так называемыми «пассионарными толчками»?
-Не знаю. Боюсь таких обобщений.
Хотя в истории так, действительно, бывало.
Наверное, неспроста в Косово Ибрагим Ругова был, прежде всего, известен как крупный национальный автор, а уже потом - как вождь местной революции. Или Караджич, который известен как «военный преступник», он, тем не менее – прежде всего - большой сербский поэт.
То есть, такое случается. Но сказать, что это - закономерность, я боюсь, потому что и поэты, и поэзия бывают разные.
Устремления вовне, выход в социум, попытка распространить свою работу на сколь угодно широкие процессы социальной культуры, экспансивная манера действия и творчества - она же не всем свойственна.
И, видите, в этом смысле фигура Айги характерна: поэта иногда пытаются поднимать на знамя, но его творчество очень тому сопротивляется. Оно требует самоуглубленности и заведомо обращается к читателям штучно и поименно.
В смысле адресации оно не может быть обращено к массам, народу.
Это очень частный разворот темы, которая затрагивается. Но в нем видна общая закономерность: такого рода генерализации в современном мире не действуют, и действовать не будут.
Они могут действовать локально в отдельных случаях, когда какая-то культурная зона находится на ранней стадии развития и существования.
Балканская ситуация - она же очень архаичная по своему устройству. Поэзия там становится национальным символом, а поэты - национальными вождями, поскольку люди мыслят простыми категориями. Говорят – я, разумеется, сильно вульгаризирую – «наш язык – это наше все!»
Если на тысячу километров переместиться к северу или западу, там, пожалуй, скажут: «Да какая региональная самостийность?! Проехали давно! Давайте подумаем, как отменить государственные границы».
Поскольку меня волнуют вот эти процессы – сегодняшние или, может быть, завтрашние, но не вчерашние, то мне это и видится по другому. И история про связь поэзии с пассионарностью - не очень близка.
-Правда ли, что эволюция в поэзии предшествует развитию других видов искусства, философии, науки?
-Я не думаю, что такое обобщение правомерно.
Есть идея о том, что перевороты в поэзии предшествуют переворотам в прозе. Но насколько она соответствует правде?..
Насчет взаимодействия поэзии с изобразительным искусством – тоже спорно: если проанализировать историю девятнадцатого века, то это еще большой вопрос, кто кому предшествовал: Маларме – Сезанну, или наоборот.
В России резкие сдвиги, связанные с футуризмом и авангардом, шли бок о бок. Потому что одни и те же люди их осуществляли, по существу.
А сейчас взаимосвязь работает по-другому, потому что виды искусства далеко друг от друга разошлись.
Отрасли культуры меньше друг с другом взаимодействуют, чем сто лет назад, и попытки это взаимодействие вернуть какими-то «перекличками», сблизить разные виды искусств, или же искусство и науку, искусство и образование, они даются с большим трудом.
Если такие попытки окажутся успешными, то вопрос, откуда исходит при этом инициатива - будет не так важен.
Тема отношения поэзии и визуального искусства много дискутируется в Москве.
У меня в журнале был большой дискуссионный блок об этом.
Мнения очень расходятся.
Кто-то считает, визуальное искусство за тридцать- сорок лет ушло далеко вперед, и словесному искусству надо догонять.
Но есть много голосов о том, что ушло оно совсем не туда, куда стоило бы, а в сферу, где все большую роль играют внетекстовые факторы. В сферу, где важно не само произведение, а то, что происходит вокруг него: репутации, рефлексии по поводу произведения. Чем дальше, тем эта тенденция усиливается в изобразительном искусстве. Или шире – в искусстве визуальном, потому что иногда оно ничего не изображает. А как раз литературе и поэзии не стоило бы за этим идти.
Словесное искусство может на вираже обойти искусство, апеллирующее к визуальности, в том числе – кино, театр. Именно за счет того, что оно не затронуто деструктивными процессами.
-Как меняется творческий имидж Чувашии?
-Понимаете, какая штука. В Москве - очень сильная аберрация восприятия. Может быть, не все, но многие из нас воспринимают Чувашию, чувашскую культуру, чувашский народ, Чебоксары через призму Айги.
Понятно, что так нельзя, экстраполяция - неправильная.
Национальные корни Айги - очень глубоки и прочны, но он - один такой, он - сам по себе.
А в том, как скорректировать это ощущение, еще предстоит разобраться. В том числе - и посредством знакомства с чебоксарскими авторами. Вот, например, то, что Алеша Прокопьев – родом из Чувашии, я до тех пор, пока он не позвал меня на чебоксарский фестиваль, не улавливал. Волжские мотивы в его поэзии есть, и я их помню. Но что конкретно его родина – Чувашия, не было в сознании.
Думаю, полновесный образ региональной поэтической культуры в общенациональном российском сознании еще не сформирован. Это задача сегодняшнего, завтрашнего, послезавтрашнего дня.
-Какие мотивации сегодня могут быть у поэтов. Слава, деньги, престиж?
-Есть сайт "Стихи.ру", где демонстрируют свое творчество сто тысяч безымянных поэтов - сочинителей"; есть молодежная премия «Дебют», к организаторам которой каждый год присылают десятки тысяч писем.
У их авторов - свои побудительные мотивы, которые к литературе не имеют никакого отношения, прямо скажем. И вполне возможно, что они хотят произвести впечатление на любимого человека или старушку-учительницу.
Но вот что заставляет людей заниматься стихами всерьез, посвятить этому жизнь, выбирать поэзию как основной способ самореализации?
Это вопрос более серьезный.
Таких людей - не так много. Не единицы, но и не тысячи. Несколько сотен, если взять тех, кто серьезно это делает, и как следует.
Мне сложно сказать, что их мотивирует. Люди – разные, потому и тексты - разные. Соответственно, и психологические, идеологические мотивировки тоже различаются.
Если у поэта основная точка приложения интересов - язык, семантика, реформация и реконструкция синтаксического строя, поиск смыслов в звуке – у него одни побудительные мотивы этим заниматься.
У поэта, для которого главная задача – отражение других психологических и эмоциональных движений, мотивировки совсем другие.
Мне кажется, разветвленность сегодняшней культурной ситуации снимает вопрос об универсальных мотивациях.
Хорошо это или плохо, каждый скажет для себя сам.
вопросы задавал Г. Янилкин
Комментарии